— Вика, это покои моих родителей. И женщина на портрете — моя мать!
Последнее, что чувствую, как земля уходит из-под ног.
Случай с брошкой не дает мне покоя. Я отчетливо видел, что на Вике не было ничего подобного. И выпала вещичка не из кармана. Откуда она взялась?
Последний раз я видел брошь на маме, когда охотники убивали их с отцом на моих глазах. Пятнадцать лет назад. До сих пор ненавижу себя за слабость. Валялся, как избитый щенок, не в силах помочь родителям.
Сжав кулаки, сижу за столом. Крики и мольба матери, не сопротивляться, звенят в ушах. Я должен был выжить, ради Дирка и Эньи, пожертвовав ими. Выжил. Проклиная каждый день своего существования. Пятнадцать лет назад, вместе с родителями, умер прежний Реналф. Веселый парень, смотрящий на жизнь с оптимизмом. Я стал волком одиночкой. Замок перестал быть моим домом. Наведывался, показать, что живой, и помочь сестре по хозяйству. Месяцами торчал в логове, жалея себя и ненавидя человеческое общество. Меня бесили улыбки и довольные лица. Вокруг болезни, смерти, хаос, а они радуются. Чему?
Дичая, я переставал узнавать людей, однажды набросился на Дирка, благо он успел обратиться беркутом. Магия Эньи слабо помогала, по ее словам, я убивал в себе человека, и сущность зверя брала верх. Мне все пытались помочь. Любимые тетушки Меррон и Давина использовали свою магию, пытаясь вернуть мне человечность. В чем-то они преуспели. Я чаще выбирался из шкуры зверя, потерянно бродя по поселку. Меня занимали работой, окружали любовью и поддержкой. Многим я обязан и Лилас. Будучи волчицей, она смело бросала мне вызов, каждый раз вытягивая из дерьма, в котором я увяз по уши. Она стала моей любовницей, лучшим другом, частью семьи. Терпела грубые выходки, животный секс, выслушивала бред, срывающийся с моих губ. Она для меня все! Но я не испытывал к Лилас и части той нежности, в которой тону рядом с Викторией.
Моя ненормальная девочка. Всякий раз, думая о ней, губы сами растягиваются в улыбке. Ее поведение, недопустимое, неприемлемое, лишь умиляет. Маленькая грозная мышка точит коготки на большого злого волка. С ней все по-другому. Вика настоящая во всем. В чувствах, эмоциях, с ней я живу. Мой зверь покорен уже давно, завидев ее, падает на спину и виляет хвостом в ожидании объятий. Что до меня, мои чувства останутся при мне. Мой рай не вечен. Еще немного нежности, страсти, ее сладких поцелуев и здравствуй реальность. Я отпущу Викторию. Отведу к порталу. Пусть будет счастлива в своем мире.
Представив свою женщину с другим, тихо рычу. Но у меня нет выбора! Я обязан думать о будущем своего клана, своей семьи. И как ни жаль, Виктории в нем нет.
Поэтому сейчас я пойду к ней, разбужу поцелуем и буду наслаждаться каждой проведенной с ней минутой. Пока она моя, я живу.
Кладу мамину брошь, которую все это время крутил в руках, на стол. Подымаюсь наверх. Открытые двери и яркий свет из покоев родителей настораживают. Кроме Эньи туда никто не заходит. Сестричка же хлопочет по кухне. В комнате стоит Виктория, рассматривая детскую колыбель, сделанную моим отцом. Стараясь не напугать, интересуюсь, что она тут делает.
— Меня сюда женщина привела. Красивая такая, в голубом платье. У нее необычный голос и… Вот, — указывает на портрет над камином. — На нее похожа, прямо копия.
Женщина, копия той, что на портрете? Привела? Не нравится мне все это. Беру Вику за руку.
— Вика, это покои моих родителей. И женщина на портрете — моя мать!
Громко кричит и теряет сознание. Успеваю подхватить обмякшее тело, укладываю на софу.
Сбегается вся родня. Сыпется куча вопросов. Блядь! Я сам ничего не понимаю!
— Может, поможете в чувство привести, потом вопросы? — рычу.
Эн присаживается рядом, открывает пузырек, подносит к носу Вики. Она чихает, открывает глаза. Смотрит на всех затуманенным взором.
— Это был сон? — спрашивает с надеждой в голосе.
Что ей сказать? Молчим.
— Викусь, что у тебя в руке? — Света указывает на сжатый кулачок подруги.
Вика разжимает ладонь. Мои глаза расширяются. Пару секунд смотрит на брошь, с визгом бросает и карабкается по мне, как котенок.
— Ай, мамочки-и-и… опять она, — хнычет.
Что за черт? Я лично оставлял брошку на столе перед приходом сюда.
— Это мамина? — Дирк удивлен.
Энья поднимает украшение и кивает, подтверждая его догадку.
— Милая, где ты ее взяла? — мягким голосом интересуется сестра.
— Я не брала! Она сама появилась, вчера, в купальне.
— Сама? — голос Дирка полон недоверия.
— Она не врет, — встаю на дыбы. — Я лично видел, как брошь упала с ее вещей.
— Вы что, вместе купались? — похоже, Свету интересует именно эта часть истории.
Вика краснеет, сильнее цепляется за меня.
— Нет, — вру. — Я просто воду принес и потом… ее вещи забирал.
— Полагаю, и в комнату ты не сама пришла, — догадливая сестричка.
Виктория рассказывает всем о женщине и как тут оказалась.
— Ясно. Держи, — торжественно протягивает вещицу Вике, от которой та шарахается. — Мама хочет, чтобы брошка принадлежала тебе, поэтому так настойчива. Прими ее подарок.
Что? Умнее ничего не придумала? Моя мышка в замешательстве, и тем не менее, дрожащими руками берет украшение и пристегивает к одежде.
— Как зовут вашу маму?
— Ее звали Леди Мэрид, — тихо отвечаю.
— Спасибо Леди Мэрид, для меня это честь!
Прохладный ветерок пронесся по комнате, раздался тихий мелодичный смех, и все затихло. Вика огромными глазами уставилась на меня. Света с паническим выражением лица прижалась к обалдевшему Дирку. Одна Энья стоит, счастливо улыбаясь. Она вообще нормальная?